+7(495) 228-70-27
Как не пропасть под санкциями в софте и железе
До сих пор у нас не было единой синхронизированной политики одновременного развития микроэлектроники, программного обеспечения и цифровизации экономики. Это стало одной из причин шока от новых санкций. Навсегда ли упущено время или мы можем еще что-то предпринять?
От состояния двух важнейших отраслей экономики — разработки программного обеспечения и микроэлектроники — в значительной мере зависит состояние всей экономики. Особенно ясно это стало в связи с беспрецедентными санкциями, наложенными на эти отрасли нашими западными «партнерами» и западными компаниями. Мы встретились с руководителями двух важнейших российских объединений предприятий этих отраслей — исполнительным директором Ассоциации разработчиков программных продуктов «Отечественный софт» Ренатом Лашиным и исполнительным директором Ассоциации разработчиков и производителей электроники Иваном Покровским, чтобы обсудить, что происходит сейчас в этих отраслях, как влияют на них санкции и каковы перспективы их развития в новых условиях.
— Какое влияние могут оказать санкции на развитие отечественного софта и микроэлектроники? И как это взаимосвязано? Ведь, например, микроэлектроника без САПР невозможна…
Ренат Лашин: И наоборот.
Иван Покровский: На самом деле и без прикладного софта она бессмысленна.
— Тогда давайте начнем с софта, с вас, Ренат Леонидович…
Р. Л.: Тем более что ситуация с софтом несколько лучше. Активным импортозамещением мы начали заниматься с 2014 года. Это уже восемь лет. И с 2016 года заработал реестр отечественного ПО, сейчас там почти 14 тысяч программных продуктов, по всем классам программного обеспечения. То есть мы находимся не на нуле, не где-то в зоне «активного развития». На самом деле мы проделали за эти годы большую работу. Причем надо понимать, что эта работа последние два-три года включала в себя обеспечение совместимости российского софта между собой, и это тоже была колоссальная задача. Наша ассоциация на площадке комитета по интеграции как раз занималась организацией работ по совместимости десятков разных программных и программно-аппаратных комплексов: программ под рабочее место госслужащего, рабочее место финансового работника, рабочее место секретаря на отечественном железе. Начиная с систем управления данными, операционной системы и необходимого прикладного софта. И к настоящему времени уже полностью реализована возможность работы с российским ПО так же, как будто ты работаешь с зарубежным. Разницы нет. И такой опыт сейчас накоплен.
Но мы с вами понимаем, что есть мировые лидеры, которые в течение 20‒25 лет вкладывали в программные продукты огромные средства и продолжают вкладываться в их развитие до сих пор. А у нашего государства не было приоритета сравниться с ними или превзойти, потому что мы пользовались этими продуктами. Такая была общая политика, мы были как бы едины… Но с 2014 года пришло понимание, что каждое государство должно обеспечить свой цифровой суверенитет. И мы — разработчики ПО — эти восемь лет пытаемся, работая год за два, год за три, решить эту проблему, нарастить наши возможности. И сейчас весь мир осознал, что надо идти таким же путем. Им идет Китай, идет Индия, идет Европа, но Европа зависима, А Китай, Индия и мы стремимся построить свою цифровую экономику, свои сервисы на основе и отечественного ПО, и отечественного железа.
Исполнительный директор Ассоциации разработчиков программных продуктов «Отечественный софт» Ренат Лашин
arppsoft.ru
В чем мы видим сложности? Успешные программные продукты, которыми уже пользуются наши потребители: системы управления базами данных, системы управления предприятием, различные BI-системы, визуализирующие эту информацию, SAP, Oracle, Microsoft — представляют собой уже законченную экосистему. Более того, очень сложно заменить кусочек этой экосистемы, совместить российское с зарубежным. В идеале надо полностью переходить на свои совместимые продукты. Так вот, сейчас мы видим, что каждый день ситуация с иностранным ПО деградирует. То же самое и с железом. Один за другим зарубежные вендоры отказываются продавать, а кто-то отказывается и продавать, и поддерживать, что еще хуже. И мы можем сейчас попасть в ситуацию, когда, во-первых, не удастся быстро перейти на отечественный продукт по каким-то причинам. А во-вторых, мы с вами понимаем, что если нет поддержки продукта, которым мы можем продолжать пользоваться, то он быстро начнет устаревать и неминуемо появятся угрозы информационной безопасности. Начнутся проблемы внутри. И в-третьих, будет разгул пиратства, который сейчас мы прогнозируем, потому что, с одной стороны, у потребителей нет выхода, а с другой стороны, этой ситуацией могут злоупотреблять и обосновывать этим свое нежелание переходить на российские решения: мол, мы же все равно можем пользоваться ПО, зачем нам деньги тратить?
Нельзя допустить такого развития ситуации, ее нужно взять под «ручной» контроль. Должно быть не просто импортозамещение, а ускоренное импортозамещение, и к 2024 году, я уверен, мы точно должны этот процесс вывести на максимум, до 100 процентов, всюду, где это возможно.
На самом деле мы проделали за эти годы большую работу. Причем надо понимать, что эта работа последние два-три года включала в себя обеспечение совместимости российского софта между собой, и это тоже была колоссальная задача
И. П.: В электронике ситуация существенно сложнее, чем в программном обеспечении, поскольку мы даже теоретически не можем обеспечить самодостаточность. По сравнению со сферой ПО это несопоставимые объемы инвестиций, кадровых ресурсов, которые требуются, чтобы эту самодостаточность обеспечить на том уровне, на котором сейчас находятся передовые, именно базовые технологии. То есть мы в состоянии обеспечить разработку и производство конечного оборудования, но все равно это опирается на компоненты, на микропроцессоры, на полупроводниковые технологии, на те же САПРы. От этих базовых технологий все зависят, но это зависимость не только российская, а общая, глобальная, зависимость всех стран от ряда глобальных корпораций, по сути, монополизировавших этот рынок. И особенность ситуации в том, что сейчас Россия поставлена в такие условия, когда либо мы сможем преодолеть доминирование глобальных корпораций, монополизировавших эти направления, либо электронной промышленности в России не будет. Наша надежда на компании второго эшелона, то есть не на глобальные корпорации, а национальные компании, которые по технологическому развитию хоть и отстают от глобальных лидеров, но на подступах к этому уровню.
И здесь главный вызов — как объединить усилия с такими национальными компаниями разных стран. Конечно, в первую очередь на ум приходят китайские компании. Но речь не идет о сотрудничестве по замене американского оборудования на китайское. Мы должны ставить целью разработку и производство собственного доверенного оборудования и решение проблемы технологической зависимости на уровне базовых технологий от глобальных корпораций за счет создания альтернатив. Я надеюсь на это, потому что все другие варианты очень плохие.
Этот кризис всем другим странам показывает, что они, как и Россия, уязвимы, то есть на самом деле это момент мобилизации не только России, потому что все другие смотрят на Россию и примеряют это на себя: если это происходит с Россией, значит, это произойдет завтра с ними. Поэтому на самом деле происходит глобальная мобилизация всех сил, чтобы снять технологическую зависимость от глобальных корпораций. Это главный вызов сейчас. Мы не сможем эту проблему решить за месяцы, ее решение растянется на многие годы, поэтому параллельно с созданием альтернатив этим технологическим монополистам необходимо поддерживать цепочки поставок комплектующих и материалов, где-то даже играя на противоречиях, на коммерческих конфликтах между глобальными корпорациями, которые сейчас доминируют. Хотя они и подчиняются американскому законодательству, на самом деле у регуляторов нет инструментов, чтобы наглухо перекрыть поставки. И сейчас идет работа по перестройке каналов поставок, по переводу поставок на независимые каналы, которые не контролируются, в первую очередь американскими регуляторами, и это должно не то чтобы смягчить проблему, это должно дать отрасли возможность продержаться эти годы и перестроиться. Очень важно, чтобы в эти годы, пока идет перестройка цепочек поставок и кооперации, отрасль была обеспечена заказами и инвестициями.
Мы сейчас проанализировали ситуацию с членами нашей ассоциации, и оказалось, что в условиях санкций произошел неожиданный скачок спроса на российское оборудование. То есть всех заказчиков наконец-то осенило, прояснилась голова, и все крупнейшие российские заказчики сейчас обращаются к нам и готовы работать с российскими разработчиками, производителями, нести дополнительные издержки на внедрение российской продукции, делить эти издержки с производителями, то есть участвовать в решении проблемы технологической зависимости, чего раньше не было. Раньше все заказчики вставали в позу: сделайте по такой же цене, такого же качества, как глобальные вендоры и тогда мы с вами будем разговаривать. А до этого мы будем закупать оборудование на открытых торгах.
Поворот заказчиков к российской продукции стал вызовом для наших компаний: в условиях санкций появился спрос, и это мотивирует всех на преодоление санкционных ограничений. Но чтобы они могли решить встающие перед ними задачи, нужно обеспечить компании оборотными средствами, в достаточном объеме, чтобы они могли продержаться этот тяжелый период. Я бы считал, что критический период — это, наверное, полгода. В течение полугода нужно перестроить каналы поставок, хотя это будет очень сложно. И дальше глобальные корпорация разделятся по отношению к России, к российским заказчикам. Сейчас многие встали в такую позу, что всё — мы отказываемся от поставок в Россию и навсегда уходим, но есть и другие, кто говорит: мы готовы продолжить сотрудничество, только дайте нам такую возможность. И число компаний, готовых работать с Россией, будет постепенно увеличиваться. Компании, которые наотрез отказываются, будут терять рынок не только в России, потому что их позиция обозначает отношение ко всем странам, которые могут оказаться в подобной ситуации.
— Несколько лет назад, когда история с санкциями только начиналась, директор одного станкостроительного завода в Рязанской области сказал замечательную фразу, мы ее даже вынесли в заголовок одной статьи: «Спасибо господину Обаме, наконец-то о нас в России вспомнили».
Р. Л.: Я могу вам процитировать директора Центра компетенций по импортозамещению Илью Массуха, который очень часто говорит, что нам помогают два президента: наш, который поддерживает эти инициативы, и тот, который вводит санкции.
— В свое время я спросил у генерального директора Dassault Systèmes: «Как вы оцениваете возможности наших компаний достичь этого?» И он ответил: «Мы потратили на это миллионы человеко-часов, у нас в компании работает чуть ли не 15 тысяч сотрудников, если у вас есть такие ресурсы, то может быть». У нас есть такие ресурсы, чтобы заместить все необходимое ПО или мы способны меньшими силами этого достичь?
Р. Л.: Здесь первое, что приходит на ум: конечно, наши программисты — лучшие программисты в мире. И с этим очень трудно спорить. И, второе, мы все это время тоже не сидели и не ждали: программные продукты у нас развиваются, и надо отметить, что несколько лет назад цикл обновления программного продукта был раз, ну максимум два в год, а сейчас это три‒пять обновлений в год. Это десятки и сотни новых функций. То есть происходит ускоренное развитие российских программных продуктов. Пандемия даже дополнительно ускорила эти процессы: видеоконференцсвязь подтянулась, офисные пакеты сильно развились, средства информационной безопасности дополнительно доработали, чтобы их можно было просто и эффективно использовать на разных устройствах в удаленном режиме.
Если же говорить о САПР, то вопрос функциональности или комплексности, когда российский программный продукт может полностью заменить зарубежный, еще полностью не решен. Но он успешно решается «Асконом» с партнерами. Аналогичная задача решается «Росатомом» совместно с «Ростехом» в рамках дорожной карты «Новые производственные технологии» через совместимый интерфейс с российскими программными продуктами. Пока рано говорить об успехе такой работы. Давайте дождемся первых результатов, денег там хватает, время определено до 2028 года. Но теперь надо быстрее. Смогут ли ускориться — не знаю. В то же время у рыночных игроков, например у «Аскона», сроки более сжатые плюс накоплен огромный опыт создания востребованных рыночных продуктов.
Кстати говоря, при оценке ресурсов, которые требуются на САПР и на другие вещи, надо учесть, что идущий вторым тратит на порядок меньше. Потому что он уже понимает, что нужно делать, соответственно, не отрабатывает тупиковые сценарии, которые приходится отрабатывать первому, а во-вторых, срезает многие углы, понимая, что сложность существующих решений избыточна. Очень много решений, которые строились эволюционным путем, накапливают сложность, от которой можно было бы отказаться, срезать ее и сделать все гораздо элегантнее, красивее и проще. Но это уже заложено, и от этого сложно отказаться, потому что все пользуются и замена связана с риском совместимости.
И у нас, к счастью, очень хорошая конкурентная среда, сильные программисты, и государство, тут важно тоже отметить, сейчас предоставляет массу финансовых возможностей — и гранты, и субсидии, и льготные кредиты. Сейчас есть некоторые шероховатости, но я думаю, что они вообще будут отрегулированы по максимуму, где есть возможность доработать, интегрироваться, внедрить, то есть сделать рывок. Консолидируется спрос, выявляются ниши, которые уже готовы, которые можно быстро подготовить и те, по которым еще необходимо поработать.
— Значительная часть нашего ПО основывается на Linux. А не возникнет ли сейчас проблем в связи с тем, что, как я понял, Linux собирается от нас отъехать?
Р. Л.: Сейчас внимание действительно приковано к тому, будут ли меры воздействия на нас в части свободного программного обеспечения. В прошлом году был как раз разработан проект стратегии, основанный на использовании свободного программного обеспечения, который пока не утвержден. Но Наталья Касперская и Игорь Ашманов в своей статье в прошлом году обратили внимание на то, что не надо воспринимать свободное ПО в розовых очках: имейте в виду, что эти сообщества кому-то тоже принадлежат, кто-то вносит в это свой вклад и финансово, и лицензии у них есть тоже, и они тоже могут меняться в моменте. Сейчас мы с вами наблюдаем, как ранее озвученные риски перерастают в меры негативного воздействия. И мы очень внимательно за этим смотрим. Могу сказать, что я совсем недавно оповещал наших вендоров о том, чтобы они выкачали все, что можно, с этих ресурсов до момента их отключения. Чтобы отключили автоматические обновления как опцию, чтобы это не происходило по умолчанию.
Но в любом случае, как мы недавно это обсуждали на заседании в Центре компетенций по импортозамещению, Россия, которая активно участвует и развивает СПО-продукты, сама выходить из сообщества не будет. Если нас будут исключать, ограничивать, тогда деваться некуда, но мы планируем так же активно вносить вклад, участвовать в развитии продуктов, создавать на их основе специальные версии для российского рынка, как это делают, например, компании «Базальт СПО», «Постгрес Профессиональный», «БеллСофт», «Ред Софт» и другие.
— А к вам, Иван Александрович, такой вопрос: насколько наши крупные компании имеют представление обо всей совокупности материалов, комплектующих, всего того, что необходимо для производства электронной аппаратуры? Там же гигантская экосистема.
И. П.: Раньше, видимо, не было повода в этом разобраться как следует, и регуляторы, да и заказчики не погружались в эти вопросы. То есть попыток систематизировать, разложить все технологические направления, которые обеспечивают отрасль, системных не было. И можно даже посмотреть по используемой терминологии, по названию программ, подпрограмм, какая путаница сложилась просто исторически. И на самом деле сейчас, не разобравшись в этом, невозможно управлять ситуацией.
Мы со следующей недели уже готовы будем заявить о подготовке плана развития отрасли в новых условиях, потому что у нас были несколько иные представления до всех этих событий, сейчас нужно практически полностью перекроить наши планы. Если грубо, то по 21 технологическому направлению должны быть ответы.
Исполнительный директор Ассоциации разработчиков и производителей электроники Иван Покровский
АРПЭ
Это не значит, что мы в каждом направлении должны поставить задачу полностью обеспечить себя, тем более что выйти в технологические лидеры по всем направлениям невозможно. Если мы видим, что эта зависимость некритична, что у нас в мире существует множество альтернатив, из разных стран, то, значит, мы решаем эту проблему созданием независимых от санкций каналов поставок. Там, где мы видим, что проблема критична и мы не можем таким образом обеспечить себя, значит, в случае, когда необходимые инвестиции есть, мы делаем это сами. Когда объем инвестиций требуется существенно больший, чем может позволить себе Россия, значит, под такие проекты нужно объединять усилия многих стран, заинтересованных, как и Россия, в преодолении этой технологической зависимости.
И такая ситуация требует каких-то новых механизмов управления в том числе во многом ручного.
Р. Л.: Мы прикидывали: для того чтобы развернуть эту работу, нужен офис из порядка 20 высококвалифицированных человек, и становится понятно, что бюджет для наших ассоциаций неподъемный. А это нужно сделать быстро. То есть здесь поддержка должна быть.
— Какие, на ваш взгляд, отрасли промышленности могут пострадать от санкций в области ПО и микроэлектроники сильнее всего?
Р. Л.: Мы пока, конечно, не понимаем, деградация уже подошла к концу или нас ждут новые отказы. Это будет очень сильно влиять на корректировку итоговой позиции. Импортозамещение шло с госсектора и с компаний, в которых государство преобладает. А это во многом субъекты критической информационной инфраструктуры, которые очень зависимы от импортного ПО, от 40 до 90 с лишним процентов в зависимости от сегмента. Они как раз используют продукты SAP, Oracle, Autodesk и других компаний. От того, как сейчас будут вести себя зарубежные компании, зависит наш IT-ландшафт.
Например, банковская сфера — очень продвинутая, защищенная, но использующая преимущественно импортное ПО. Отрасли промышленности, то же самое. Причем в промышленности проблема усложняется, она не столько в операционных системах, которые можно заменить, не в типовых решениях, которые можно заменить, а в специализированных решениях, которые писались не десять лет, и они заточены только на Windows и только на определенные компании. И уже порой нет тех, кто их разрабатывал, эти решения просто есть и работают. То есть этот продукт нельзя портировать, его нужно либо выкинуть и сделать новый. Наверное, такой путь и будет выбран. А это нельзя сделать как бы по щелчку, и именно проблема с этими специализированными решениями стоит в полный рост. Как их защищать, как их интегрировать? В этом мы видим сложность. Сейчас мы эту задачу будем изучать, но на ее решение, конечно, потребуются средства.
К счастью, теперь практически все крупные компании, использующие серьезное ПО, — это IT-компании, у них есть свой штат программистов, от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Но самое главное в этой работе, чтобы они использовали при этом переходе продукты из реестра отечественного ПО, а не начали тиражировать свои неконкурентные продукты, руша при этом рынок, нужно доращивать эти продукты под свои задачи и использовать их. И это ускорит процесс перехода.
И. П.: Что касается электроники, то в первую очередь под рисками вся аппаратная инфраструктура: сети связи, телекоммуникационные операторы, ЦОДы. Все это оборудование поддерживается зарубежными вендорами и практически находится в их управлении. Как будет решаться вопрос, я сейчас не знаю, это очень сложная задача. Что касается производства российского оборудования, то больше всего сейчас пострадает производство крупносерийных и массовых продуктов. Как ни парадоксально, меньше всего эта ситуация бьет по производителям мелкосерийной продукции специального назначения. Во-первых для них практически ничего не изменилось, потому что они уже были под всеми санкционными ограничениями, которые вводились через ограничительные списки. Большая часть предприятий ВПК и так была в ограничительных списках экспортного контроля, и все поставки требовали лицензирования. Поэтому в отношении этих заказчиков проблема отрабатывалась годами, и она в основном решена, через независимые каналы поставок, через создание буферных запасов.
При малых количествах закупка по независимых каналам комплектующих, доступных на открытом рынке, вполне в состоянии закрыть потребности. А вот массовое производство не может обойтись теми небольшими количествами, которые доступны на открытом рынке. Нужны поставки с производства, авторизованный канал, и, если производитель комплектующих отказывается поставлять в Россию, если авторизованный канал не работает, объема нет, российское производство останавливается. И здесь нет другого способа выйти из ситуации, кроме как перепроектировать изделия, исключить комплектующие, которые недоступны, перейти на те, что доступны.
Это время, и, как я сказал, в течение этого времени, допустим, будет видно, что мы не находим альтернатив по всем комплектующим, которые перекрыты, но сам процесс перепроектирования и замены части комплектующих будет менять позицию вендоров. Они сейчас посчитали, что они зажмут ситуацию, сделают невозможным производство в России. Но когда они увидят, что в одном случае решена проблема, в другом, в третьем, то есть не достигается цель санкционных ограничений, что из-под этого регулирования выходит один за другим российский производитель оборудования — да, с издержками для себя, с потерями во времени, может быть, в объемах, но выходит, — то у них возникнет вопрос: какой смысл в ущерб себе продолжать ограничивать поставки?
Постепенно позиция многих производителей будет смягчаться. Ограничения же вводятся не только регуляторами: формальные ограничения регуляторов не такие уж жесткие. Основная проблема с самоограничениями, которые вводят компании. И вот эти самоограничения будут постепенно смягчаться или сниматься.
— А уже есть примеры перехода на отечественное оборудование?
И. П.: Да, пока не на отечественные, на любые другие доступные аналоги. Отечественные тоже, но отечественная номенклатура покрывает очень маленькую часть потребностей, к сожалению. И так во всем мире. Я уже говорил, что без импортных комплектующих не может обойтись ни одна страна.
Нет ни одной страны мира, которая производит все. Или на ее территории находятся все металлы. Мы все равно переплетены. Хоть Америка, хоть Китай, хоть Россия. Хотя в России возможностей гораздо больше, чем у остальных, благодаря территориям, природным ресурсам и интеллекту. И конечно же, мы рассчитываем на взаимодействие и партнерство с Китаем и с другими странами. Ведь не все поддерживают санкции. Десятки стран, которые не поддерживают. И по населению это большинство мира.
Р. Л.: Да, совершенно верно. Есть дружественные нам страны. Если у них есть железо, значит, мы портируем наше ПО на их железо, если у есть софт, значит, им нужно уйти от зависимости от железа или заменить его, можно поставить платформенные решения. Можем ножки, можем столешницу, а можем и стол сразу, пожалуйста. Но главное, он произведен в России, и мы можем говорить: мы тебя научим, мы тебе передадим необходимые знания, хочешь — развивай, подкрашивай, дополнения к нему делай, а хочешь — пользуйся, а мы будем тебе техподдержку обеспечивать, и все.
— Кроме Китая есть еще страны, которые могут с нами сотрудничать? Способные что-то производить из электроники, скажем так?
И. П.: Конечно, на самом деле, например, сильно недооценивается Индия. Мы привыкли воспринимать Индию как такую страну, которая высокие технологии в основном импортирует и разрабатывает софт, но разрабатывает софт как поставщик труда, достаточно дешевого. На самом деле в Индии за последние годы электронная промышленность очень сильно поднялась, там действует несколько государственных программ, индийская ассоциация электронщиков объединяет 400 компаний.
Р. Л.: Я могу сказать, что это не так уж и много. Потому что софтовые ассоциации, например небольшие китайские, — это более 3000 компаний, чтобы вы просто понимали. Но это важный знак, да. 400 производителей электроники — это немало.
— Какие сроки, на ваш взгляд, потребуются, чтобы по крайней мере основные проблемы решить?
Р. Л.: Пойдем от общего к частному. Текущий государственный курс, который, к счастью, сохраняется, устанавливал сроки перехода на преимущественно отечественное ПО к 2024‒2030 годам. Но в нынешней ситуации мы уже не можем с вами выйти за 2024 год. Иван Александрович скажет, какие есть возможности по железу, но по софту это, в принципе, умные головы, руки, и код, а это все у нас есть. Плюс беспрецедентные меры господдержки и внимание первых лиц государства к ускоренному развитию отечественной IT-индустрии. Взаимодействие с заказчиком теперь тоже есть. Как говорится, то мы за ними бегали, а теперь они встали в очередь. За эти годы накоплен огромный опыт внедрения различных отечественных решений. Там, где это еще требуется, будут успешно решены вопросы доработки ПО под требования заказчиков и обеспечен перенос данных с зарубежных решений в заданные сроки, чтобы не пострадала деятельность наших критически важных для страны предприятий. Важно структурировать эту работу, не заниматься лоскутным импортозамещением, которым преимущественно занимались до сих пор.
И. П.: И на переход от, скажем так, каналов, которые контролируются зарубежными регуляторами и глобальными корпорациями, к построению устойчивой системы, к устойчивым цепочкам поставок и кооперации на основе независимых каналов у нас год. Не больше. И этот переход требует перепроектирования огромного числа изделий. Я предполагаю, что за этот год основной объем будет выполнен. Еще год на завершение этой работы, потому что наиболее сложные продукты и их перепроектирование, замена ряда ключевых компонентов на подобранные аналоги — это займет больше года. И дальше, когда мы ставим задачу создания альтернатив на уровне базовых технологий, то это в ряде случаев вопрос пяти‒десяти лет.
Через пять лет, я думаю, будут решены основные проблемы, а через десять лет, в принципе, вся эта ситуация может спровоцировать такие изменения, что вся глобальная экосистема будет другой. Будет создана устойчивая экосистема, в которой исключено доминирование каких-либо игроков.
— На самом деле и Соединенные Штаты почувствовали угрозу доминирования, не случайно они сейчас заводы по производству микроэлектроники и не только переводят к себе, и Европа тоже.
И. П.: Да, эта ситуация интересна тем, что мы не противопоставляем себя американцам, например, потому, что американские компании, в первую очередь частные национальные компании, заинтересованы в преодолении этой проблемы. Они тоже находятся в условиях и политического давления, и давления глобальных корпораций, они тоже в зависимости. То есть мы здесь не противопоставляем себя ни американским компаниям, ни европейским. С высокой вероятностью многие из них будут заинтересованы в том, чтобы нам помогать в этом движении.
— Какие, на ваш взгляд, не ошибки, но, может быть, недоработки были совершены руководством российской промышленности, которые способствовали усилению влияния санкций?
И. П.: Если говорить об ошибках, то ключевая, которую нужно выделить, — это искусственное разделение отраслей электроники и программного обеспечения. Ведь развитие этих отраслей требует совместного планирования.
— То есть в том числе и разделение по министерствам?
И. П.: Да, разделение по министерствам создает административные барьеры и межведомственную конкуренцию. Но главное, необходимо, чтобы процесс планирования и разработки инвестиционных проектов был общим. И он должен осуществляться из единого центра, а такого органа не было создано. Как это будет называться, не важно. Важно, что должно быть единое планирование отраслей электроники, программного обеспечения и развития цифровой инфраструктуры. Эти три задачи должны быть в одной голове организационно. А у нас получилось, что поддержка отрасли разработчиков программного обеспечения отдельно, развитие цифровой инфраструктуры отдельно, развитие электроники отдельно. И это планы до сих пор не скоординированы между собой. Это первая ошибка, и мы сейчас отгребаем по полной из-за этого.
А вторая ошибка — ставка на регулирование формализованных процессов, в первую очередь закупок. Хотя этот процесс не имеет решающего значения для предприятий отрасли, потому что ключевым является процесс проектирования: как спроектировали, те решения и заложены. А закуплено будет всегда то, что спроектировано. Никакого другого ответа быть не может. Поэтому хоть зарегулируй все закупки, они, если не изменить установки в процессе проектирования той же цифровой и информационной инфраструктуры, их закупками не исправишь. Поэтому важно на самом деле, чтобы упор в регулировании был бы сделан на инструменты технической политики, которые ориентированы на внедрение российских разработок, на поэтапный переход на российские программно-аппаратные платформы.
Еще одним неверным аспектом этого регулирования была ставка на последовательную локализацию от финальных переделов. При сохранении зависимости от разработчика платформы. А это крайне неустойчивая ситуация. То есть мы сохраняем технологическую зависимость от самых важных программных и аппаратных компонентов системы. Локализуя только прикладные решения или финальные переделы, если мы говорим о производстве оборудования. В любой момент это перекрывается разработчиком платформы. Поэтому ставку надо было сделать на внедрение программно-аппаратных платформ, а на их основе уже строить все остальное. Но до сих пор работал подход «идем от финальных переделов».
Источник: Александр Механик, Стимул