+7(495) 228-70-27
Зачем чипу родина
Фактор СВО повлек за собой кратный рост спроса и выпуска электронной продукции в 2022‒2023 годах. Отрасль справилась с первоочередными задачами, но одновременно возникли проблемы в реальном импортозамещении. Необходим возврат к собственным разработкам и стимулирующему их регулированию отрасли, считает глава АРПЭ Иван Покровский
Электронная промышленность — одна из непременных составляющих технологического суверенитета. К началу острой фазы геополитического противостояния российская микроэлектроника подошла, мягко говоря, в не слишком развитом состоянии. Значительная часть электронных приборов и блоков, даже в секторах критической инфраструктуры, импортировалась на уровне готовых изделий либо компонентной базы для изделий местной сборки. Имеющиеся оригинальные разработки процессоров и их архитектур воплощались «в кремнии» на зарубежных фабриках. Свое производство фотолитографических машин для выпуска чипов — при наличии оригинальных научных подходов и лабораторных установок — отсутствовало.
В каком направлении пошло развитие отрасли после начала специальной военной операции и резкого ужесточения санкционного давления на российскую микроэлектронику? Какие задачи удалось решить, какие — нет, обозначилась ли стратегическая линия государства в части управления электронной промышленностью? За ответами на эти вопросы мы обратились к исполнительному директору Ассоциации разработчиков и производителей электроники (АРПЭ) Ивану Покровскому.
— Иван Александрович, как отрасль справилась с вызовами, которые встали перед ней три года назад?
— Первую и важнейшую на данный момент задачу — обеспечение продукцией военно-промышленного комплекса страны и воюющей армии — отрасль решает. Компании обеспечили кратное увеличение объемов производства электроники для оборонного сектора в 2022‒2023 годах. При этом штат сотрудников вырос только на десятки процентов. Созданы новые производства, самый емкий новый сегмент отрасли — производство дронов и связанный с ним сегмент, противодействующий дронам противника, — производство средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ). За короткий срок были запущены производства по выпуску сотен тысяч единиц очень сложной и насыщенной электроникой продукции.
— Эти электронные модули выпускают традиционные игроки отрасли?
— Нет, не только. Производство подавляющей части этих устройств обеспечивают частные предприятия, некоторые из них были созданы в период СВО. Правда, все это делается на импортных компонентах, адекватной российской электронной компонентной базы для таких изделий у нас по-прежнему нет. Поэтому с расширением производства дронов доля российских компонентов в ОПК снизилась, хотя в абсолютных объемах производство российских компонентов значительно увеличилось.
— Мы физически неспособны произвести такие компоненты?
— На российских компонентах можно спроектировать соответствующие изделия, но из-за относительно малых объемов производства они значительно дороже импортных. И если в истребителе доля электронных компонентов в конечной цене составляет несколько процентов и можно оснастить машину своей электроникой без значительного ущерба для экономики изделия, то в цене дрона доля компонентов превышает половину. С учетом массовости производства вопрос цены — один из ключевых. Без емких гражданских рынков экономику полупроводникового производства на конкурентный уровень не поднять. СВО не может взять на себя и перекрыть все эти издержки промышленности.
— Ну а все-таки, российские производители компонентов как-то поучаствовали в этой истории с дронами или нет?
— В основном они загружены своими традиционными заказчиками из оборонки — производителями комплексов ПВО, боевой авиации и так далее. Полупроводниковые производства очень инерционны, они физически не могут изменить специализацию и характер производства. А в условиях санкций на поставки материалов и технологического оборудования сделать это еще сложнее. Переход на российские материалы означает дальнейшее повышение стоимости, с которой уже не только в дроны, но и в истребители войти будет сложно.
Сейчас основная проблема у российских разработчиков даже не в том, чтобы получить какие-то компоненты или материалы физически, а в том, чтобы получить доступ к документации и техподдержке со стороны зарубежных разработчиков микросхем для того, чтобы можно было интегрировать их в свои решения
Компании сейчас делают максимум в рамках своих возможностей. Переключаться на другие рынки они не могут. При этом традиционные заказчики позволяют работать с большей ценой, закладывая в нее издержки производства. Но при ценообразовании от затрат нормирован предельный размер наценки, Министерство обороны фиксирует его в размере 20 процентов.
— Гарантированному уровню маржинальности в 20 процентов могли бы сегодня позавидовать многие рыночные сектора экономики.
— Кажется, что это неплохо, но в микроэлектронике этого только-только хватает, чтобы держать текущий технологический уровень, без развития.
Важно отметить, что фактор СВО, повлекший за собой кратный рост спроса на электронные изделия в 2022‒2023 годах, в нынешнем году уперся в потолок: спрос выходит на плато, за которым уже маячат признаки сокращения объемов. Производители это чувствуют и готовятся. Все риски по поддержанию раздутого штата сотрудников, низкой загрузке мощностей, незавершенным НИОКР из-за отказов госзаказчиков от своих планов лягут на плечи руководителей компаний. Компании хорошо понимают, что государство не будет делить с ними эти риски, все помнят, как в ситуации 2022 года форс-мажор в проектах разработки российских микропроцессоров и другой электроники не был признан.
Будет происходить и ослабление бюджетной поддержки отрасли. Если в 2020‒2024 годах объем госфинансирования электронной промышленности составил 430 миллиардов рублей, то в следующие три года, в соответствии с открытой частью проекта федерального бюджета, бюджетное финансирование снизится до 246 миллиардов рублей.
Процессоры «Эльбрус» — оригинальная разработка компании МЦСТ. Но сегодня утрачена возможность производства этих чипов на фабриках тайваньской TSMC
ЧТО НЕ ТАК С ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЕМ
— Насколько активно идет процесс импортозамещения в отрасли?
— В части импортозамещения ситуация, скорее, тревожная. Вроде бы все предпосылки для него имеются. Это и приток инвестиций от торговых и IT-компаний, и растущий спрос на замещение проприетарных зарубежных разработок в большинстве отраслей промышленности. Но все это уходит в песок на фоне целого ряда негативных изменений нормативной базы. Сначала были отменены требования по использованию микропроцессоров российской разработки, с этого момента спрос на оригинальные российские процессоры государство фактически обнулило. Это было обосновано отказом сотрудничества с Россией зарубежных полупроводниковых фабрик в условиях санкций и отсутствием собственных фабрик соответствующего уровня.
Далее, размыты требования к российской разработке электронного оборудования на рынке госзакупок и критической информационной инфраструктуры*, это также обосновывается сложностями разработки собственных решений в условиях санкций.
Вариативная балльная система оценки уровня локализации российской продукции оказалась настолько вариативной, что для попадания в реестр российской продукции уже не требуются компетенции в разработке, а инвестиционные затраты могут быть минимальными — покупается за рубежом проектная документация и локализуются сборочные операции. Если в требованиях 719-го постановления есть использование российских компонентов, то, как правило, эти компоненты используются в каких-то второстепенных модулях — например, в сервере будет стоять наш светодиодный индикатор, очень хорошо, если получится внедрить микросхему управления вентилятором.
— Почему Минпромторг и другие регуляторы допустили снижение требований к фактическому уровню локализации электронных решений?
— Причин несколько. Нельзя забывать, что санкционные ограничения в отношении российской микроэлектронной отрасли последовательно ужесточаются. Сегодня без технической поддержки самостоятельная разработка на новых поколениях зарубежных процессоров невозможна. Сейчас основная проблема у российских разработчиков даже не в том, чтобы получить какие-то компоненты или материалы физически, а в том, чтобы получить доступ к документации и техподдержке со стороны зарубежных разработчиков микросхем для того, чтобы можно было интегрировать их в свои решения.
— А реверс-инжиниринг здесь возможен?
— В таких изделиях, как серверы или сетевой телеком, зачастую не удается внедрить в свои разработки западные процессоры даже при условии, что на них есть техническая документация, без доступа к инженерам технической поддержки. Разработать сервер на четвертом-пятом поколении процессоров Intel без участия самого Intel практически невозможно.
— Почему? Часть решений не документирована?
— Во-первых, некоторые решения не прописаны. Во-вторых, значительная часть функционала процессоров постоянно обновляется и улучшается, и нужна постоянная связь с вендором для того, чтобы это учитывать. Наконец, не только производитель процессоров участвует во внедрении своих новых процессоров, но и очень широкая экосистема, которая окружает этот процессор. Это, например, микросхема управления питанием — их производит другая компания, Infineon, и тонкости взаимодействия этих двух микросхем — процессора и power management — в документации детально не прописаны.
Дело усугубляется тем, что в условиях планомерного ужесточения американцами режима вторичных санкций все меньшее число китайских производителей компонентов, материалов и технологического оборудования открыты для сотрудничества с Россией.
— Казалось бы, в этой ситуации логично максимально стимулировать собственные разработки, а мы, напротив, размываем требования к оригинальности происхождения электронных изделий? Почему?
— Согласен, мы должны сами разрабатывать процессоры последних поколений. Но остается открытым вопрос: а где их производить? Те производители, с которыми мы раньше взаимодействовали, прежде всего тайваньская TSMC, более не сотрудничают с Россией. Мы возвращаемся к тому, что для выпуска российских процессоров нужно наладить доступ хотя бы к китайским чиповым фабрикам.
— Но есть еще один сценарий. Его решил реализовать разработчик процессоров компания МЦСТ, приняв летом этого года решение раскрыть исходные коды ядра Linux своей архитектуры. Замысел в том, чтобы добиться максимального проникновения решений на базе микропроцессора «Эльбрус» не только на российский, но и на мировой рынок. Тогда появятся возможности производить эти чипы на фабриках, к которым сохраняют доступ наши партнеры из других стран.
— Идея жива. Но ее реализация требует времени и скрупулезной работы с партнерами из дружественных стран. Дело осложняется тем, что МЦСТ попал в непростую ситуацию: компания сейчас находится под внешним управлением своего конкурента — АО НПЦ «Элвис».
У меня есть информация, что еще несколько компаний двигаются в подобном направлении. Но пока никто не хочет об этом публично заявлять или как-то афишировать.
Если бы можно было более предметно говорить о перспективах открытой экосистемы вокруг наших разработчиков процессоров, легче было бы договариваться с регулятором. Сегодня в глазах регулятора картина представляется так, что выпуск российских процессоров в тех объемах, которые необходимы гражданскому рынку, сегодня невозможен. А значит, возврат к требованиям по использованию российских процессоров в конечных изделиях недопустимо ограничит производство конечного оборудования.
С другой стороны, мы видим тренд: все торговые компании пошли в сборку изделий по зарубежной конструкторской документации. То же самое оборудование, привычное заказчику, которое раньше покупали за рубежом, теперь он покупает под брендом российского производителя.
— Речь идет о гражданском секторе рынка?
— Да. В военной продукции этого нет. Речь идет о регулируемых рынках гражданской продукции, включая гражданский госзаказ, закупки госкомпаний и рынок критической инфраструктуры, не относящийся к оборонному комплексу.
Тренд поверхностного импортозамещения в концепции локализации сборки очень быстро приводит к насыщению рынка. Все крупные игроки построили заводы по сборке серверов, персональных компьютеров, ноутбуков. При этом наше оборудование оказывается дороже аналогичного импортного в два-три раза.
— И все равно это оборудование находит рынок?
— Конечно. Исключительно потому, что государство ввело запрет на импорт. Точнее, запрет на приобретение продукции, не входящей в реестр изделий российского происхождения. При том что значительная часть входящих в него позиций российскими являются весьма формально. Главное — зарегистрировать свою продукцию в реестре, привезти компоненты, по конструкторской документации вендора свинтить ее здесь и продать в три раза дороже оригинала.
Рынок, на котором заказчики готовы платить двойную цену, очень узкий, его не хватит для полноценной загрузки созданных сборочных производств. С низкой загрузкой будет расти стоимость. Будет больше производств — еще меньше средняя загрузка — еще выше цена — еще меньше круг заказчиков, которые ее смогут принять. Это спираль деградации.
В этом году запущено четыре проекта строительства новых заводов производства печатных плат исключительно для того, чтобы набирать баллы Минпромторга. Боюсь, что это та же история: ни один не будет загружен, ни один не будет конкурентоспособен.
Уже сейчас мы видим насыщение сборочных производств — в погоне за попаданием в реестр российской продукции создано больше, чем нужно рынку. Компании начинают сталкиваться не только с недозагрузкой мощностей, но и с дефицитом оборотных средств. Жалуются на высокую ставку, запрашивают у государства льготные кредиты. Некоторые их получают. Но здесь я бы хотел поддержать ЦБ, ведь не он же рулит развитием промышленности и экономики. В его распоряжении газ и тормоз. Если видят, что промышленность идет в тупик, они жмут на тормоз, чтобы не допустить катастрофических последствий для экономики. Они сигнализируют Минпрому, Минэку и всему правительству, что нужно менять подходы. Но регулятор действует в колее ранее принятых решений.
— Думаю, Китай в микроэлектронике занимался тем же самым двадцать лет назад. Правда, без удавки санкций. Вопрос, как сделать следующий шаг — от отверточной сборки чужих изделий перейти к производству оригинальных изделий?
— Волшебных рецептов нет. Отрасль, игроки должны созреть до этого. Очень желательно, чтобы госрегулирование отрасли созревать помогало. Пока, как мы видим, скорее наоборот. Тем не менее определенные признаки повышения уровня зрелости отрасли уже налицо. Прежде всего, мы видим явный тренд на консолидацию. Частные корпорации консолидируют инженерные ресурсы для реализации крупных проектов. Они же консолидируют каналы государственного финансирования. Наконец, они приступили к поглощению конкурентов. Например, компания Aquarius купила несколько участников своего рынка, расширив за счет этого свое продуктовое предложение. А Сбер затем приобрел 12 процентов Aquarius. Структуры «Росатома» купили половину Kraftway. У крупных IT-компаний, таких как, например, Softline, счет идет уже не на единицы, а на десятки поглощений. Причем Softline уже вышла далеко за периметр своей базовой компетенции — производства программного обеспечения. В частности, она купила «ИРЭ-Полюс» — ведущего производителя лазерного оборудования.
Доля крупнейших компаний растет и органически — за счет вытеснения конкурентов с рынка и использования преимуществ масштаба, за счет доступа к мерам господдержки. И этот тренд продолжится в 2025-м и, вероятно, в 2026 году.
По мере укрупнения игроков растет их влияние на рынок, на отрасль, ну и естественным образом на регулятора тоже. Поэтому не столько регулятор устанавливает правила, по которым развивается электронная промышленность, сколько вот такие крупные игроки. Они формируют некий запрос, а регулятор затем отвечает на него. Ведь ему и деваться особо некуда, потому что без этих компаний он не только теряет формальные показатели импортозамещения, но и попросту утрачивает связь с промышленностью. Ведь он взаимодействует с отраслью практически исключительно через крупных игроков.
— Еще через вашу ассоциацию.
— АРПЭ представляет широкое отраслевое сообщество, в нее входят и крупные, и мелкие игроки.
— Но вы, в отличие от регулятора, не поддаетесь давлению крупных игроков?
— Не то чтобы не поддаемся, просто у крупных игроков нет механизмов влияния на нас. Но я бы не стал демонизировать крупных игроков. По большому счету именно с ними связаны надежды на качественное развитие отрасли. Надежда на то, что они, консолидировав в своих руках значительные ресурсы, финансовые и кадровые, в дальнейшем будут заинтересованы в развитии собственных технологий. Мы за развитие кооперационной экосистемы, за синергию крупных и мелких участников, мы против закрытых кэптивных производств, которые создают крупные игроки в своих интересах и при этом недооценивают, что они в результате теряют, какие дополнительные издержки и риски несут сами и создают для отрасли.
— Как-то стимулировать процесс, чтобы крупные игроки созревали быстрее, можно?
— Трудно сказать. Предпосылок к тому, чтобы они развернулись к развитию собственных разработок, не просматривается. Пока ситуация позволяет безбедно существовать в нынешней модели с поверхностной локализацией, никто особо напрягаться не будет. Должно произойти еще большее насыщение рынка, какой-то кризис жанра должен наступить, боюсь, что это будет кризис всей отрасли. Только тогда последуют изменения.
— Неужели нет «психов», работающих на перспективу?
— Есть. Тот же МЦСТ работает против логики текущих трендов. Есть компании, например Т8, «Зелакс», которые, несмотря на все, что происходит с регулированием телекома, продолжают инвестировать в развитие сетевых технологий, необходимых для критической инфраструктуры, реальной безопасности, устойчивости, технологического суверенитета. Таких компаний, которые продолжают делать ставку на собственные разработки, много — сотни, но, увы, не они сегодня задают отраслевые тренды.
— Есть ли прогресс в создании российских фотолитографических машин?
— В России есть блестящие оригинальные научные разработки в области фотолитографии на уровне идей и лабораторных образцов. Для масштабирования и промышленного тестирования нужны серьезные инвестиции. Но чтобы запустить процесс, требуются не только деньги. Нужна поддержка по всей цепочке спроса. Если для производителей конечных электронных изделий доминирующей моделью бизнеса является неглубокая локализация зарубежных разработок, то откуда взяться спросу на микросхемы отечественного производства? А если нет спроса на российские чипы, зачем нам тогда собственный фотолитограф?
Компания «Аквариус» — один из крупнейших российских разработчиков и производителей компьютерной техники и IT-решений
КАДРЫ: ДЕФИЦИТ ИЛИ ИЗБЫТОК?
— Что происходит с кадровым обеспечением электронной отрасли?
— Здесь у меня перпендикулярная общепринятой точка зрения. Все кричат о дефиците кадров, я же утверждаю, что острота этой проблемы сильно преувеличена. Более того, через пару лет отрасль вполне может столкнуться с избыточной численностью кадров.
— Избыточной с точки зрения нормальной производительности?
— С точки зрения производительности и с точки зрения задач, которые компании в отрасли решают. Дело не в количестве кадров, которые в отрасли работают или которое выпускают вузы. Вузы выпускают достаточно кадров, чтобы обеспечить потребности нашей отрасли. Проблема в том, что большая часть этих выпускников уходит в другие отрасли работать. А вторая проблема состоит в том, что только единицы компаний готовы брать на себя задачу доращивания кадров под свой функционал и свои задачи. Поэтому возникает локальный перегрев, когда за одного человека борются три компании, в результате чего неизбежно происходит надувание зарплат без адекватного роста производительности.
Вместо этого гораздо более разумный путь для экономики компании — привлечь на эту позицию человека с профильным образованием из региона и доучить его в компании, заточив четко под свои потребности. Но этому препятствует низкая прозрачность рынка. Нет надежного актуального банка отраслевых вакансий. Наша ассоциация предлагает подготовить навигатор планирования профессионального развития в отрасли. Он позволит представить многообразие карьерных возможностей в электронной промышленности с охватом всех регионов страны, с указанием вилок зарплат. В перспективе навигатор карьеры, наполненный вакансиями компаний и резюме специалистов, может стать основой для отраслевой рекрутинговой интернет-платформы.
Что касается количественных оценок «армии труда» в нашей отрасли, то, судя по базе данных АРПЭ, в отрасли работает около трех тысяч компаний с общим числом занятых 300 тысяч человек. Из них к отраслевому рынку труда я бы отнес только треть — примерно 100 тысяч. Остальные 150 тысяч — это рабочие и техники, которые в принципе не требуют специального образования и навыков, а 50 тысяч — администраторы с любым высшим образованием, бухгалтера, менеджеры и так далее. Итак, 100 тысяч человек — это отраслевые специалисты, инженеры с профильным образованием. Если взять нормальный уровень ротации 10 процентов в год, мы получим 10 тысяч инженерных вакансий в год. Именно на этот рынок и должны ориентироваться соискатели, которых отрасль пытается привлечь своими преимуществами. Самое важное — эти 10 тысяч локаций структурировать и ярко, интересно представить тем людям, которых мы хотим видеть в отрасли.
* Здесь знаковым было постановление правительства от 13.09.2022 № 1599, вносившее существенные поправки в базовое 719-е постановление 2015 года «О подтверждении производства российской промышленной продукции».
Александр Ивантер для Стимул